Ушедшее — живущее - Борис Степанович Рябинин
Кто-то задает вопрос:
— Какое значение, на ваш взгляд, имеет общение детей с животными?
— Безусловно, очень большое, — серьезно отвечает Джой. — У ребенка развивается чувство ответственности, пробуждается интерес к живым существам и природе в целом. Кроме того, животное всегда искренне, всегда честно, а это как раз те качества, которые необходимы нам, людям…
— А как госпожа Адамсон относится к укрощению хищников в цирке?
— Я против этого категорически. Дрессировка в клетке это жестокость и уродство. (И здесь мы сошлись во взглядах. — Б. Р.) Пока зверь маленький, он не понимает и какое-то время подчиняется насилию, а взрослый начинает страдать, происходит перелом в психике, и это кончается трагедией. Другое дело домашнее животное; домашних — можно, они тысячи лет живут с человеком и привыкли… Мы мало знаем о чувствах животных, — добавляет она после короткого раздумья. Выпрямляется, строгая, и — подчеркивая каждую фразу: — Сколько у нас чувств? Пять. А сколько у животных, мы знаем? У некоторых — два. А сколько у других? Может быть, двадцать…
Вот когда она заговорила по-настоящему. Вот то, что более всего волнует ее!
В самом деле, даже собака, — казалось бы, самое приближенное к нам и потому наиболее изученное существо из мира бессловесных, — постоянно задает нам неразрешимые загадки. Не отсюда ли и название «Пятнистый сфинкс» — о леопарде? Каждое животное — сфинкс. У кошки уже признали шестое чувство…[23]
(«Человек не имеет права считать себя выше животного мира, — говорила она корреспонденту «Недели» А. Авдеенко. — Конечно, дельфин не может изобрести вертолет, но он может кое-что другое, на что мы не способны. Так что не всегда есть причина для нашего превосходства».
«Я люблю кошек. Диких, правда. Ведь львы принадлежат к семейству кошачьих. Это не значит, что я не люблю птиц, например, но я их просто меньше знаю. А вот с хищниками я провела много времени, многое могу о них рассказать, поэтому и говорю, что предпочитаю их. После смерти Эльсы я дала себе слово никогда не привязываться ни к какому животному. Но гепарды по темпераменту и характеру совсем не похожи на львов, и я почувствовала, что могу полюбить Пиппу, не изменяя памяти Эльсы. В ближайшем будущем собираюсь проделать такую же работу, как со львами и гепардами, на этот раз с леопардом. Это будет очень интересно. Леопард обладает мгновенной реакцией, предвосхитить его движения просто невозможно. Он считается самым опасным среди диких кошек. И, по-моему, еще не было человека, который бы сдружился с леопардом. Пытались, но ничего не получилось. Но и о львах тоже говорили, что они очень опасны и неспособны на искреннюю дружбу. Я доказала обратное. Думаю, если животным предоставить свободу, естественные условия их жизни, не давить на их инстинкты, не вмешиваться в их жизнь, когда они того не хотят, тогда можно достичь очень больших успехов даже с самыми дикими и агрессивными животными. А эти успехи нужны и животным и нам самим».)
— Как вы думаете, — следует новый вопрос, — что было бы сейчас с животным миром, если бы на земле не было бы ни одного охотника?
На лице Адамсон мелькает саркастическое выражение.
— Животные существуют четыреста миллионов лет, а человек два миллиона лет. Очевидно, животные не очень страдали оттого, что не было охотников. Могли бы обходиться прекрасно и дальше. Не животным нужны охотники, а охотникам — животные…
Легкое оживление среди слушателей показывает, что стрела попала в цель. Не правда ли, как часто мы встречаем заявления представителей охотничьих обществ, что это они, охотники, лучшие радетели природы, и если б не их заботы, то охотничьей и вообще всякой фауны давно не существовало бы!
— Не припомните ли вы какой-нибудь забавной истории с животными, которая случилась с вами, — просит корреспондентка «Пионерской правды». — У нас в газете есть специальный отдел, в котором мы печатаем такие истории, присланные нашими читателями. Мы охотно напечатали бы…
— О, их было слишком много, всю жизнь…
Право, она нравится мне. Она не разменивается на мелочи, все ее выводы ясны и логичны и основаны на большом личном опыте, которому может позавидовать любой защитник природы и натуралист-естественник, пытающийся проникнуть в тайны живого.
— Каково мнение госпожи Адамсон, — спрашиваю я, — сумеем ли мы в условиях непрекращающегося наступления современной цивилизации сохранить мир животных на планете?
Она внимательно-напряженно слушает, пока девушка переводит вопрос. Ответ следует немедленно:
— Без развития сотрудничества трудно достичь успеха. Из-за этого мы теряем много времени. Спасти можно лишь общими усилиями, всех стран, объединившись для этого. Сейчас очень острой стала проблема сохранения китов…
Все ясно. Наши точки зрения совпадают. Мы думаем так же.
На память приходит фильм «Для диких животных места нет», снятый Бернгардом Гржимеком. Джой и подобные ей опытом всей жизни своей доказывают, что животным должно быть сохранено место под солнцем, и не только за решеткой зоопарка. Кстати, вспоминается также, муж Джой — Джордж Адамсон — в молодости был азартным охотником; длительное общение с природой привело к тому, что он превратился в антиохотника и грозу браконьеров.
Хочется сказать словами, заключающими фильм «Дикая жизнь Гондваны», снятый под режиссурой А. Згуриди неподалеку от тех мест, откуда приезжала Джой Адамсон: как было бы прекрасно, если бы всех нас объединяло желание — сохранить природу…
Берегите эти земли, эти воды,
Даже малую былиночку любя.
Берегите всех зверей внутри природы,
Убивайте лишь зверей внутри себя[24].
Чем беспомощнее существо, тем больше у него прав на защиту со стороны человека от человеческой же жестокости…
Верно, верно! Не эта ли мысль руководила четой Адамсон все эти сорок с лишним лет жизни в Африке?
Финал беседы, право, заслуживает того, чтобы его слышало как можно больше представителей рода стопоходящих, столь горделиво считающих себя неразделимыми владыками Земли и всех ее богатств, живых обитателей в том числе.
— А что вы можете сказать о чувствах людей, вообще об интеллектуальной жизни человека?
— Я думаю… — она чуть помедлила, чтобы лучше сформулировать свои мысли, — мы, полагая, что у нас более высокая организация мозга, чем у животных, сами можем стать жертвами своего превосходства по отношению к растительному и животному миру; я уже говорила это и говорю еще раз. Я часто думаю об этом. Особенно много стала
